ЧОРНА МЕСА ПОЧИНАЄТЬСЯ
- Мне стало страшно, - говорит он, и глаза его горят. – Бесконечно. Адово. До беспамятства страшно.
Он доходит до шёпота, с удовольствием смакуя каждое слово, и Тогучи просто нечем на это ответить.
- Ты меня понимаешь?
- Не понимаю, - Тогучи качает головой. Он давно отказался что-либо в нём понимать. – Ты выбежал из метро как ошпаренный. И чуть не попал под машину, если ты забыл.
- И?
- Учитывая скорость, то ты бы умер, – на самом деле, Тогучи не уверен, может быть, Кобаяши отделался бы парочкой переломов, но какое это сейчас имеет значение. Ничем хорошим оно бы не кончилось - факт.
Хотя и тому, что происходит сейчас, вряд ли можно дать определение «хорошо».
У Ёске такой взгляд, будто он всё прочитал на лице Кикуо. У Кикуо такое чувство, будто он соврал на допросе, но оно сейчас совсем неуместно.
- Откуда тебе знать, - говорит Кобаяши почти отрешенно. – Вдруг я бы просто проснулся.
Тогучи кривится.
- Нет. Хватит. Хватит пороть чушь из серии, как было в том самом фильме.
- Иногда мне кажется, что я как раз в каком-то гребаном, черт его возьми, фильме, - как можно вложить столько ненависти в такой спокойный тон.
Тогучи снова нечего сказать. Он отрывает от пачки фольгу и начинает её теребить. Кобаяши неотрывно следит за его пальцами с выражением какой-то свирепой радости.
- Ты идиот, - капитулирует Тогучи, и Ёске реагирует так, как будто ждал этой фразы. – Ненормальный, долбанутый и-ди-от.
- Почти, - пожимает плечами. – У меня есть справка. Если ты забыл.
Кикуо прикуривает, и через полминуты Кобаяши решается на контрольный.
- Я перестал принимать нейролептики. Уже две недели, и я почти счастлив.
- Почти.
- Мне не страшно. Мне никак. До чего я мог когда-либо дойти, я уже дошел. Я в гребаном фильме и не могу проснуться.
- Заткнись. Я иду пить.
Он доходит до шёпота, с удовольствием смакуя каждое слово, и Тогучи просто нечем на это ответить.
- Ты меня понимаешь?
- Не понимаю, - Тогучи качает головой. Он давно отказался что-либо в нём понимать. – Ты выбежал из метро как ошпаренный. И чуть не попал под машину, если ты забыл.
- И?
- Учитывая скорость, то ты бы умер, – на самом деле, Тогучи не уверен, может быть, Кобаяши отделался бы парочкой переломов, но какое это сейчас имеет значение. Ничем хорошим оно бы не кончилось - факт.
Хотя и тому, что происходит сейчас, вряд ли можно дать определение «хорошо».
У Ёске такой взгляд, будто он всё прочитал на лице Кикуо. У Кикуо такое чувство, будто он соврал на допросе, но оно сейчас совсем неуместно.
- Откуда тебе знать, - говорит Кобаяши почти отрешенно. – Вдруг я бы просто проснулся.
Тогучи кривится.
- Нет. Хватит. Хватит пороть чушь из серии, как было в том самом фильме.
- Иногда мне кажется, что я как раз в каком-то гребаном, черт его возьми, фильме, - как можно вложить столько ненависти в такой спокойный тон.
Тогучи снова нечего сказать. Он отрывает от пачки фольгу и начинает её теребить. Кобаяши неотрывно следит за его пальцами с выражением какой-то свирепой радости.
- Ты идиот, - капитулирует Тогучи, и Ёске реагирует так, как будто ждал этой фразы. – Ненормальный, долбанутый и-ди-от.
- Почти, - пожимает плечами. – У меня есть справка. Если ты забыл.
Кикуо прикуривает, и через полминуты Кобаяши решается на контрольный.
- Я перестал принимать нейролептики. Уже две недели, и я почти счастлив.
- Почти.
- Мне не страшно. Мне никак. До чего я мог когда-либо дойти, я уже дошел. Я в гребаном фильме и не могу проснуться.
- Заткнись. Я иду пить.